Антон прошёл через лес, затем по мосту. Несколько раз мимо проезжали машины, слепившие его яркими фарами. Наконец он подошёл к школе. Псина, как всегда, была там и встретила его, виляя хвостом.

— Пёсик! — позвал он. — Смотри, что у меня есть.

И высыпал на снег содержимое пакета.

Возвращался домой он уже в полной темноте, с пакетом горячего свежего мяса в руке. Из пакета капало, но с этим Антон поделать ничего не мог. Быть может, снег заметёт следы к утру, а если нет — всё равно. Сегодня у него появится лицо. Подойдя к дому, он тихонько, чтобы не скрипела, открыл калитку, но его заметили. Входная дверь приоткрылась, ударив в глаза полоской света, и в проёме показалась Оля.

Антон оскалился.

— Опять ты здесь! — прошипел он, и рука нащупала под курткой нож. — Всё высматриваешь!

«Прыгай!» — произнёс в голове голос Лисы.

Он хотел уже достать нож, но вдруг увидел себя со стороны. Глазами Оли. Весь в крови, с пакетом мяса. Чудовище. Словно в первый раз он взглянул на свою ужасную ношу, вспомнил то чувство, с которым нож ударялся о кости, и с отвращением отшвырнул пакет.

«Господи, что я делаю?»

Он упал на колени в снег, разглядывая свои руки, перепачканные чёрной кровью.

— Оля! — сказал он. — Я не…

Оля осторожно, точно к сидящему на цепи зверю, подошла к нему.

— Тоша. Не ходи туда больше. Пожалуйста.

По щекам её текли слёзы.

«Я ел сырое мясо, — подумал Антон. — Я убил собаку».

— Не пойду. Никогда больше не пойду, — борясь с тошнотой, проговорил он.

Вместе они вошли в дом, и прежде чем отец или мама смогли увидеть Антона в таком виде, он швырнул куртку с ножом в кладовку, а сам заперся в ванной.

В дверь постучали.

— С тобой всё нормально? — спросил отец.

— Да, пап, — Антон старался, чтобы голос его звучал как можно спокойнее. Глянув в зеркало, он понял, как сильно ему повезло, что по дороге никто не встретился. Лицо было всё забрызгано кровью.

— Ты что, на улицу ходил? Ты же знаешь, что нельзя.

— Я во дворе был. Совсем недолго.

Антон встал под душ. Он не мог поверить, что действительно танцевал на улице, что ел мясо, что…

Его вырвало.

Остаток вечера Оля просидела в его комнате, они почти не разговаривали, но были вместе впервые за последние несколько недель, и этого вполне хватало. Она рисовала в альбоме, а Антон со страхом поглядывал на окно, надеясь, что ночь никогда не настанет.

Наконец Олю забрали спать, вскоре родители выключили телевизор, и в доме сделалось тихо, только поскрипывали половицы и стены. Дом ведь был деревянный, и, как говорил папа, живой.

Около двух часов ночи в окно постучали. Настойчиво, сильно, так, что задрожала оконная рама. Антон скатился с кровати и вместе с одеялом забился в угол. Стук не прекращался. Было удивительно, как этот звук, разносящийся, казалось, по всему дому, не разбудил родителей. Гость стучал и стучал с неумолимостью идиота, и, в конце концов, Антон не выдержал. Он подошёл к окну, отдёрнул штору и едва не закричал.

Да, это была Сова, но теперь она изменилась, один глаз отсутствовал, а в маске, если это была маска, зияли дыры, сквозь которые виднелось розовое мясо. Сова раскрыла клюв.

— Мы ждём тебя, зайчик! — сказала она.

Антон увидел, как под маской движутся оголённые мускулы. Глядя в единственный немигающий глаз гостьи, он неожиданно для себя открыл окно и впустил её.

Сова спрыгнула с подоконника, зашлёпала ногами по полу и стала теснить Антона к выходу. Он спустился вниз, открыл дверь кладовки, достал окровавленную куртку и, словно под конвоем, вышел в поле, где остальные звери ждали его.

Они походили на битые временем игрушки. Лиса стала тощей, наполовину облезлой, медведь ползал по земле, волоча задние ноги как наполовину раздавленный жук, рога у козла были обломаны, и золотые блёстки с них облетели.

— Видишь, что с нами стало, зайчик! — сказала Птица, едва ворочая клювом. — Но это ничего. Мы уйдём. Но будет зима, и мы вернёмся.

— Его лицо! — прорычал Волк.

Козёл, прихрамывая, подковылял к Антону и протянул ему маску. Та изображала морду зайца и сделана была из сваляной шерсти. Видно было, что маска очень старая, на ней едва-едва виднелись нарисованные нос и усы, а на щеке зияла дыра, стянутая толстыми нитями.

— Примерь её! — велела Сова.

Антон поднёс маску к лицу, но что-то в нём противилось этому. Маска была отвратительна. Ужасна. Она еле заметно шевелилась между пальцами.

— Не можешь, — прошипела Лиса. — Я же говорила. Съедим его и уходим.

— Нет! После угощения он её наденет! — Медведь подполз к нему на передних лапах. — Сможешь ведь?

Антон кивнул.

— Тогда давайте начнём, — прорычал Волк.

Козёл заиграл на флейте, только это больше не была мелодия, просто набор звуков, сыплющихся, как камни из ведра, и под это подобие музыки звери начали танцевать.

— Прыгай! — сказала Лиса.

Антон подпрыгнул.

— Ещё! Ещё! Ещё!

Антон прыгал, а звери кружились вокруг. Лиса падала и поднималась, шерсть с неё сыпалась, как иглы с засохшей ёлки, Сова волочила крыло, медведь ползал, и мокрый тёмный след оставался за ним на снегу. Не было больше экстаза, только нелепый, пугающий танец калек. Это длилось совсем недолго, вскоре обессиленные звери повалились на землю. Стоять остались лишь Антон и с усмешкой глядевший на него Козёл.

— Попробуй теперь надеть лицо, — сказал Волк.

Антон понял, что всё ещё сжимает в руках маску. Он поднёс её к лицу. Ему почудилось, что между волокон шерсти ползают какие-то существа, вроде белых червей, которые только и ждут, чтобы впиться ему в кожу.

— Не может! — проскрипела Птица, поднимаясь из снега. — Зря мы ждём. Нужно уходить.

— Сначала угощение!

Лиса после нескольких неудачных попыток поднялась. Под рваной шкурой у неё просвечивали кости или, может, палки, которые были у неё вместо костей, челюсть отвисла набок.

— Где угощение, зайчик?

— Да-да, угощение! — хором сказали остальные.

Антон долго не отвечал, раздумывая, а догонят ли они его, если он побежит.

— Я ничего не принёс, простите.

Волк оскалился, кожа на его морде лопнула, и пасть с хрустом вытянулась, стала огромной. Никогда ни у одного волка, ни у одного живого существа не могло быть такой пасти.

В ужасе мальчик отступил назад, споткнулся обо что-то и повалился на спину. Он видел над собой глотку, заслоняющую небо и звёзды, глотку, которая могла бы проглотить весь мир, если б захотела.

— Подождите! — прозвучал голос Козла. — Я не так всё это помню. Потерпи немного, дорогой мой.

Волк замер, и долго висела тишина, в которой мальчик слышал только стук своего сердца.

А потом послышался голос:

— Тоша!

— Вот и угощение! — сказал Козёл.

Антон почувствовал, что холод глубоко-глубоко проникает в него, до самого сердца, так что он никогда больше не сумеет отогреться.

— Оля, беги! — крикнул он.

— Тоша, с кем ты говоришь?

Антон поднялся и увидел, что звери сбились в кучу, из которой торчали лишь глаза и распахнутые пасти. Теперь казалось, что это один зверь, сделанный из костей, зубов и плешивых шкур. Это нечто обходило Антона и приближалось к Оле.

— Оля, уходи! — Антон заслонил сестру и заорал в темноту: — Не трогайте её!

— Она наша, зайчик, ты сам привёл её.

— Тоша, пойдём домой, пожалуйста!

— Если ты не отойдёшь, мы найдём другого, а тебя съедим, её съедим, войдём в твой дом и съедим твоих родителей. Отойди. Это твой дар. Твоя плата. Угощение.

Пасти и клювы распахнулись, готовые рвать мясо, но в последний момент Антон крикнул им:

— Стойте!

Звери остановились. Мысли бешено вращались в голове. И вдруг он понял, что нужно сказать. Взгляд его уткнулся в козлиную голову, торчащую из темноты. Козёл кивнул, словно прочитав его мысли.

— Она не угощение. Она просто пришла. А угощение… оно… оно ещё будет.

— Когда?

— Сейчас. Сейчас.

— Не та ли это падаль, что лежит у тебя во дворе, зайчик?

— Нет. Нет. Я покажу.

— Я же говорил, — произнёс Козёл.

Антон повернулся к Оле, и то ли было что-то в выражении его лица, то ли она, наконец, увидела Их, но она с криком бросилась домой. Мальчик проводил её взглядом, и когда в окнах зажёгся свет, двинулся к лесу, а звери тронулись следом.

Антон вышел к посёлку, тёмному и мёртвому. Нашёл нужный дом, перебрался через забор и постучал в дверь. Полина говорила, что отец её часто работает по ночам, но даже если он дома — какая разница.

Стучать пришлось долго, а звонка Антон отыскать не смог. Наконец за дверью послышался шорох, а потом испуганный голос:

— Кто там?

Полина.

— Это я, — сказал Антон, надевая маску. — Как и обещал.