Сундук был полон, и мы целый день и часть следующей ночи провели в осмотре клада. Все было в нем положено в совершенном беспорядке. Разобрав вещи, мы нашли себя еще богаче, чем предполагали. У нас было 450 000 долларов (около 600 000 рублей серебром), по самой точной оценке. Не было ни одной монеты серебряной; все золото: золотые старинные монеты различного происхождения: французские, испанские, немецкие, несколько английских гиней, и небольшое число жетонов, каких мы никогда не видывали. Было также несколько больших медалей, очень тяжелых и до того стертых, что мы не могли разобрать надписей. Американских монет не было. Было 110 больших алмазов, и некоторые замечательной величины; 18 рубинов с необыкновенным блеском; 310 превосходных изумрудов; 21 сапфир и один опал. Все эти камни были вынуты из оправы и брошены потом в сундук; оправа же была разломана или сплющена ударами молотка, как бы для того, чтоб ее нельзя было узнать. Кроме драгоценных камней, было много золотых вещей: около 200 перстней и серег очень тяжелых; 30 богатых цепей; 83 больших распятий; две люстры высокой цены; огромная чаша; две резные рукояти шпаги превосходной работы, и много других вещей, которых я теперь не припомню. Все они весили гораздо более 350 фунтов. Здесь я не считаю 197 золотых часов, из которых трое стоили, по крайней мере, по 500 долларов (около 665 рублей серебром). Большею частью это было старинные часы, вовсе негодные к употреблению (потому что они были испорчены долгим пребыванием в сыром месте); но их золотые доски, осыпанные драгоценными камнями, имели большую ценность. Мы сначала оценили все, что находилось в сундуке, в полтора миллиона долларов (около 2 000 000 рублей серебром); но после увидели, что все это стоило гораздо более.

Когда мы кончили осмотр, и волнение, произведенное в нас таким необыкновенным случаем, поутихло, то Легран, видевший мое нетерпеливое желание разгадать эту удивительную загадку, передал мне подробно все обстоятельства.

– Вы помните, – сказал он мне, – тот вечер, когда я нарисовал жука. Вы не забыли также, как я имел глупость оскорбиться вашим замечанием, что мой рисунок похож на мертвую голову. Сначала я думал, что вы шутите; но, вспомнив про пятна особенной формы, бывшие на спине насекомого, я согласился, что ваше замечание отчасти справедливо. Но вы стояли на своем, и я обиделся вашим дурным мнением о моем искусстве в рисовании, потому что считал себя довольно хорошим живописцем. Когда вы отдали мне листок пергамента, на котором я нарисовал жука, я был готов смять его и кинуть в огонь.

– Листок бумаги, хотите вы сказать? – заметил я.

– Нет, он был похож на бумагу, и сначала я тоже думал, что это бумага; но когда стал рисовать, то увидел, что это очень тонкий пергамент. Притом, как вы, может быть, помните, он был очень запачкан. В ту самую минуту, как я хотел смять его, нечаянно взглянул на рисунок, который вы рассматривали, и вы можете судить о моем удивлении, когда я, в самом деле, увидел очертание мертвой головы на том самом, казалось мне, месте, где нарисовал жука. Это удивление было так сильно, что, в первую минуту, я не мог собраться с мыслями. Я взял свечу, и, севши на другом конце комнаты, стал рассматривать пергамент с большим вниманием. Только тогда, обвернув пергамент, я нашел, на другой стороне, свой рисунок. Я чрезвычайно удивился сходству этих двух рисунков и по величине, и по форме. Странность этого случая, признаюсь, снова перемешала мои мысли: это – довольно обыкновенное следствие сходства подобного рода. Ум хочет найти связь, перейти от следствия к причине и, достигая этого, мгновенно поражается. Но когда я опомнился, мне пришла в голову новая мысль, и удивление мое увеличивалось. Я вспомнил, что на пергаменте не было ничего, когда я рисовал жука. Я совершенно уверился в этом, потому что припомнил, как я переворачивал пергамент на обе стороны, чтоб найти чистое место. Если б мертвая голова была на нем уже тогда, то я непременно бы заметил ее. Здесь скрывалась тайна, которой я не мог разгадать. Я тотчас же встал, и, спрятав пергамент, отложил все догадки до тех пор, пока останусь один.

Когда вы ушли, а Юпитер крепко заснул, я снова принялся за это; но уже с большим порядком. Сначала я отдал себе отчет в том, каким образом этот пергамент попал в мои руки. Мы нашли жука на берегу твердой земли, с милю от острова. Когда я его взял, он так больно укусил меня, что я принужден был его выпустить. Юпитер, решась, в свою очередь, схватить насекомое, которое отлетело к нему, искал бумаги или чего-нибудь подобного, чтоб взять его. Ему также как и мне, попался на глаза этот обрывок пергамента, который я принял за бумагу; он вполовину был засыпан песком. Недалеко оттуда я заметил остатки чего-то вроде лодки. Они показывали чрезвычайную древность, потому что по форме их почти нельзя было узнать.

Юпитер поднял пергамент и, завернув в него жука, подал мне. Возвращаясь домой, мы встретили поручика Ж… Я показал ему насекомое; он просил у меня позволения взять его в крепость. Едва я успел согласиться, как он уже положил его в карман своего жилета, без пергамента, в который он был завернут и который я держал в руке, когда Ж… рассматривал жука. Вероятно, я без сознания положил пергамент в карман.

Вы помните, что когда я сел к этому столу, чтоб нарисовать жука, я не нашел бумаги там, где она обыкновенно лежит у меня. Я искал в ящике, – и там не было. Тогда я стал шарить в карманах, надеясь найти какое-нибудь старое письмо, и вынул пергамент. Я потому обращаю внимание ваше на эти подробности, что, обдумав все, я был чрезвычайно поражен таким стечением обстоятельств.

Вы, может быть, опять будете смотреть на меня, как на мечтателя; но дело в том, что я нашел некоторую связь между этими обстоятельствами. Я соединил два звена огромной цепи: лодку на берегу и около этой лодки кусок пергамента, – а не бумаги; на пергаменте была нарисована мертвая голова. Вы, разумеется, спросите меня: что я нашел тут общего? Я отвечу вам, что мертвая голова есть известный знак морских разбойников: во всех битвах, они выставляют флаг с мертвою головою.

Я сейчас заметил вам, что мертвая голова была нарисована на пергаменте, а не на бумаге. На пергаменте редко пишут о неважных делах. Кроме того, он не так удобен, как бумага, для рисования и беглого письма. Это замечание привело меня к догадке, что мертвая голова должна иметь тайный смысл. Я рассмотрел также форму пергамента. Один угол был оторван; но видно, что прежде форма его была продолговатая. На этом листке, должно быть, было написано что-нибудь важное, тщательно сохраняемое.

– Но, – прервал я его снова, вы сказали, что мертвой головы не было, когда вы рисовали жука. Какое же отношение она могла иметь к лодке, когда она, по вашем собственным словам, была нарисована (Бог знает, как и кем) после вашего рисунка?

– В этом-то и состоит вся тайна. Впрочем, разрешить этот вопрос было, сравнительно, легче. Вот как рассуждал я: когда я рисовал жука, мертвой головы не было видно на пергаменте. Кончив рисунок, я отдал его вам, и не терял вас из виду во все время, пока вы его держали. Мертвую голову нарисовали не вы, а кроме вас, никого не было, кто бы мог нарисовать ее. Стало быть, она никем не была нарисована, а, между тем она была на пергаменте.

Я старался вспомнить все малейшие обстоятельства, случившиеся при появлении мертвой головы на пергаменте. В этот вечер было очень холодно, и в камине был разведен большой огонь. Я согрелся и сидел у стола; но вы подвинули свой стул к камину. В то время как я подал вам рисунок и вы хотели рассмотреть его, вошла моя собака и прыгнула на вас. Вы ласкали ее левою рукой, тогда как правая, в которой вы держали пергамент, упала к вам на колени и, следовательно, очень близко к огню; я думал даже, что пергамент загорится, и хотел сказать вам это; но не успел, потому что вы в ту же минуту подняли руку и стали рассматривать рисунок. Сообразив все эти обстоятельства, я не сомневался, что мертвая голова появилась на пергаменте вследствие жара. Вы знаете, что теперь известны и всегда были известны химические способы писать на бумаге или на пергаменте так, что не видать букв до тех пор, пока они не будут подвергнуты действию жара. Так кобальтовая окись, сперва растворенная в селитряной кислоте, с прибавкою поташной щелочной соли, потом, распущенная в воде, дает жидкость пурпурового цвета, который становится невидим, когда остынет и снова появляется, когда подогреется.

Тогда я стал рассматривать мертвую голову с особенным вниманием. Та часть, которая ближе к краю, была гораздо явственнее остальной. Очевидно, действие жара было неровное. Я тотчас развел огонь и каждую часть пергамента подверг действию сильного жара. Сначала только определеннее обозначились слабые черты мертвой головы. Однако, продолжая опыт, я увидел на угле пергамента, диагонально противоположном тому углу, где была мертвая голова, какую-то фигуру, которую я сперва принял за изображение козы, но, рассмотрев ближе, увидел, что это козленок.

– А! а! – сказал я, смеясь; – конечно, я не имею права насмехаться над вами, потому что полтора миллиона долларов не могут служить предметом насмешек; но, вероятно, вы не присоедините еще третьего звена к своей цепи: вы не скажете, что существует какое-нибудь отношение между вашими морскими разбойниками и козой.

– Но ведь я вам уже сказал, что это была не коза.

– Коза или козленок, – разница не велика.

– Разница не велика, но все-таки есть разница. Вы, может быть, слыхали про капитана Кидда[4]. Мне сейчас же пришло в голову, что изображение этого животного есть его иероглифическая подпись. Я говорю – подпись, потому что место, которое она занимала на пергаменте, оправдывало эту мысль. Что же касается до мертвой головы в противоположном углу, то она, вероятно, заменяла печать. Что меня запутывало, так это отсутствие главной части – слов.

– Вы, конечно, ожидали найти письмо между печатью и подписью.

– Письмо или что-нибудь подобное. Дело в том, что во мне было предчувствие какого-то необыкновенного счастья. Почему? – это трудно сказать. Может быть, тут было более желания, чем надежды. Глупое замечание Юпитера, что жук весь золотой, поразило мое воображение. И, кроме того, было что-то необыкновенное во всем стечении обстоятельств. Заметьте, – все это случилось именно в тот день года, когда было так холодно, что надо было развести огонь; заметьте, что без этого огня или даже без случайного появления собаки в то время, как вы были около огня с пергаментом в руке, я никогда бы и не подозревал о существовании мертвой головы и, следовательно, никогда бы не отыскал сокровища.

– Продолжайте, – сказал я ему вы удивительно как возбудили мое любопытство.

– Вам, вероятно, известно какое-нибудь предание, которых множество ходит в народе, о сокровище, зарытом где-то на берегу Атлантического океана Киддом и его сообщниками. Эти искаженные рассказы должны были иметь какое-нибудь основание; но сокровище еще никем не было открыто. Если б Кидд спрятал его на время и потом взял опять, то эти рассказы не дошли бы до нас; по крайней мере, не дошли бы в настоящем их виде: заметьте, что все рассказы относятся к искателям клада, а не к нашедшим его. Если б Кидд взял свои деньги, то дело тем бы и кончилось, и не было бы больше рассказов. Мне показалось вероятным, что какое-нибудь обстоятельство, – например потеря указаний на место, где скрыто было сокровище, – не допустило Кидда найти его. Это обстоятельство было, вероятно, известно и его сообщникам, которые, полагаясь на случай, делали безуспешные розыски и дали повод к тем рассказам, которые теперь так распространились. В самом деле, слышали ли вы когда-нибудь, что на берегу найдено какое-нибудь сокровище?

– Никогда.

– Между тем, достоверно известно, что Кидд собрал огромные богатства. Я предполагал, что эти богатства сохранялись в земле; и может быть, вы удивитесь, когда я скажу, что я надеялся, даже был уверен, что пергамент указывает на место, где спрятано сокровище.

– Что ж вы, потом, сделали?

– Я опять поднес пергамент к огню, увеличив жар; но ничего не показалось. Я подумал тогда, что, может быть, грязь, покрывающая его, препятствует успеху моего опыта. Я бережно вымыл пергамент, облив его теплою водою; после того, положил его на жестяную сковородку, мертвой головой вниз, а эту сковородку поставил на жаровню с горячими угольями. Через несколько минут, когда жесть раскалилась, я снял пергамент и, к невыразимой радости, увидел, в некоторых местах, что-то написанное, как будто ряд цифр. Я положил пергамент на сковородку и оставил еще на минуту. Когда я его снял во второй раз, он был в таком состоянии, в каком вы его сейчас увидите.

Легран поднес пергамент к огню и подал его мне. На нем, между мертвою головою и козленком, были грубо написаны, чем-то похожим на красные чернила, следующие знаки:
53‡‡†305))6*;4826)4‡.)4‡);806*;48†8!60))85;1‡(;:‡*8†83(88)5*†;46(;88*96*?;8)*‡(;485);5*†2:*‡(;4956*2(5*-4)8!8*;4069285);)6†8)4‡‡;1(‡9;48081;8:8‡ 1;48†85;4)485†528806*81(‡9;48;(88;4 (‡?34;48)4‡;161;:188;‡?;

– Но, сказал я, возвращая пергамент, – я недалеко подвинулся в моих догадках. Если б все сокровища Гольконды были назначены в награду за разрешение этой задачи, то я и тут бы должен был отказаться.

– А между тем, – заметил Легран, – разрешение не так трудно, как можно полагать с первого взгляда. Тотчас видно, что эти знаки имеют какой-нибудь смысл; но судя по тому, что известно об образовании Кидда, никак нельзя думать, чтобы он был способен к очень сложному таинственному письму. Поэтому для меня казалось очень простым то, что безграмотный моряк считал неразрешимым без помощи ключа.

– И вы разобрали это маранье?

– Очень легко. Прежде всего, надо было узнать, на каком языке оно написано. В другом случае, надо было бы перепробовать несколько языков, всегда держась теории вероятностей; но здесь подпись решила этот вопрос: другое значение слова «Кидд», кроме фамилии, существует только в английском языке. Если б этого знака (козленка) не было, то я бы начал с испанского и французского языков, потому что эти языки преимущественно были в употреблении у морских разбойников на морях Испанской Америки; – если б были особенные промежутки между знаками, то я заметил бы слова из одной буквы, и легко бы нашел их значение (напр. a – член неопределенный; I-я). Но промежутков не было, и я должен был прямо начать с составления таблицы; т. е. я сосчитал, сколько раз повторяется каждый знак, и составил следующую таблицу:

8 повторяется 33 раза.

; " 26 "
4 " 19 "
‡ и) " 16 "
* " 13 "
5 " 12 "
6 " 11 "
† и 1 " 8 "
0 " 6 "
9 и 2 " 5 "
: и 3 " 4 "
? " 3 "
! " 2 "
– и. " 1 "


Чаще всех встречается в английском языке буква e. Прочие следуют в таком порядке:

a, o, i, d, h, n, r, s, t, u, y, c, f, g, l, m, w, b, k, p, q, x, z.

На этом можно уже основаться. Употребление таблицы, мною составленной, понятно. Так как цифра 8 встречается чаще, то ее можно принять за букву e. Это предположение подтверждается еще и тем, что е в Английском языке часто удвояется (напр. meet, fleet и пр.), и такое ее удвоение встречается, в самом деле, несколько раз на пергаменте. Далее, изо всех слов в английском языке чаще других встречается член the[5]. Надо рассмотреть, нет ли повторений трех знаков в одном и том же порядке, так чтоб третий знак был 8; тогда вероятно, что эти три знака будут the. Здесь семь соединений подобного рода, которые состоят из знаков; 48; следовательно: знак; означает t, 4 – h, 8-е. Теперь можно уже узнать начало и конец некоторых других слов. Возьмем, например, в последней строчке знаки;(88; 4, которые следуют за членом the. Здесь нам уже известны пять знаков. Если заменим их буквами, пропустив неизвестный знак, то получим

t eeth


Заменяя неизвестный знак разными буквами, мы увидим, что нельзя составить слова, которое бы кончалось на th. Поэтому th принадлежит к другому слову; у нас остается.

t ee


Вставляя разные буквы, мы можем составить одно только слово tree (дерево). Перед ним член the. Пишем эти слова, а за ними следующие знаки:

the tree;4(±?34 the

Или, заменяя известные знаки буквами, а неизвестные – точками:

the tree thr…h the


Очевидно, что здесь слово trough (через, сквозь). Мы нашли еще три буквы o, u и g. Таким образом, легко было найти остальные буквы. – Я прочту теперь, что было написано на пергаменте:

Хорошее стекло в епископском замке на дьявольском стуле 41 градус 13 минут северо-восток главный ствол седьмая ветка на восток опустить из левого глаза мертвой головы веревка от дерева чрез точку 50 футов дальше[6].“

– Но, – сказал я, – загадка почти так же темна, как и прежде. Что значит вся эта чепуха: дьявольский стул, мертвая голова, епископский замок?

– Я согласен, – отвечал Легран, – что, при поверхностном взгляде, оно кажется еще довольно таинственным. Первою моею заботою было разделить слова так, как они были разделены в мысли писавшего.

– Т. е. поставить знаки препинания?

– Да, нечто в этом роде.

– Мне хотелось бы знать, как вы это сделали?

– Фраза написана без знаков препинания для того, чтоб ее труднее было прочесть. Вероятно, что человек, не привыкший много писать, при этом вдается в крайность: там, где надо бы поставить знак препинания он, напротив, нарочно напишет еще связнее. На этом основании, я разделил фразу следующим образом:

«Хорошее стекло в епископском замке на дьявольском стуле, – 41 градус 13 минут – северо-северо-восток – главный ствол седьмая ветка на восток – опустить из левого глаза мертвой головы – веревка от дерева через точку 50 футов дальше.»

– Очень хорошо сказал я; – но ваши разделения ничего не объяснили мне.

– Я тоже не понимал ничего несколько дней. В это время, я справлялся по соседству, о существовании какого-нибудь здания, называемого епископским замком (Bishop’s hostel). Первые разыскания мои были безуспешны, и я хотел было уже предпринять их в большем размере, как вдруг мне пришло в голову, не имеет ли какого отношения Bishop’s hostel к древнею фамилией Bessop, которая, в незапамятные времена, владела старинным домом в 4 милях на север от острова. Я отправился туда, и стал расспрашивать самых старых негров. Наконец, какая-то старуха сказала мне, что она слышала о месте, называемом замком Бессопов (Bessop’casle), и что она может даже проводить меня туда. Впрочем, она сказала, что это не замок, а просто огромная скала.

Прельщенная обещанием щедрой награды, старуха согласилась служить мне проводником, и мы нашли, хотя и не без труда, таинственное место. Замок Бессопов состоял из неправильной кучи больших камней, из которых особенно один был замечателен по своей величине, отдельному положению и искусственной форме. Я взлез на его верхушку и находился в затруднительном положении, не зная, что потом начать.

Пока я думал, я увидел род узкого карниза на восточной стороне скалы, на три фута ниже меня. Этот карниз, выставлявшийся на 18 дюймов, был не шире одного фута; но род углубления, сделанного в скале прямо над ним, давало ему вид старинного стула. Я не сомневался в том, что это и есть «дьявольский стул», и мне казалось, что я уже разрешил загадку.

Я знал, что «хорошее стекло» означает зрительную трубу: моряки редко употребляют эти слова в другом значении. Я понял, что надо употребить зрительную трубу и притом дать ей известное направление, потому что слова «41 градус 13 минут» и «северо-северо-восток» не могли иметь другого смысла. С воображением, взволнованным этими открытиями, пошел я домой за трубою и, потом, воротился на скалу.

Я спустился с вершины на карниз и увидел, что сидеть можно только в известном положении; это подтвердило мое предчувствие. Тогда я взял трубу и направил ее на северо-восток при помощи карманного компаса; потом, установил приблизительно под углом 41 градуса и начал подымать и опускать конец трубы до тех пор, пока мое внимание не было привлечено круглым отверстием в листьях большого дерева. В центре этого отверстия я заметил что-то белое; вглядясь пристальнее, я увидел, что это – мертвая голова.

С этого времени, я считал задачу уже решенною, потому что указания – «главный ствол», «седьмая ветка к востоку» – могли относиться только к положению мертвой головы; а слова «опустить из левого глаза мертвой головы» заключали указание, как искать зарытое сокровище.

– Все это, сказал я, кажется мне совершенно просто и ясно, и в то же время очень остроумно. Но что сделали вы, возвратясь из епископского замка?

– Заметив положение дерева, я воротился домой. Но как только я сошел с «дьявольского стула», круглое отверстие исчезло; я напрасно смотрел во все стороны: невозможно было отыскать его. Только с узкого карниза скалы видно это отверстие, и вот, по моему мнению, самая остроумнейшая выдумка в этом таинственном деле.

В епископский замок ходил вместе со мною Юпитер, который, с некоторого времени, заметил, вероятно, мою задумчивость и не оставлял меня одного. Но на другой день поутру, я встал рано и, избавясь, таким образом, от его надзора, пошел в горы отыскивать дерево. После многих усилий, я, наконец, нашел его. Что же касается до развязки, то она также хорошо известна вам, как и мне.

– Но объясните мне свой восторженный голос и торжественный вид, с которым шли вы, размахивая жуком. Я думал, что вы сошли с ума. И потом, зачем вы хотели непременно бросить жука, а не простой камень?

– Говоря откровенно, я несколько оскорбился вашими подозрениями на счет моего здоровья, и решился наказать вас невинным обманом. Вот для чего я размахивал жуком и для чего велел кинуть его с дерева. Ваше замечание об его весе подало, мне, впрочем, эту мысль.

– Теперь понимаю; одно только не понятно мне.

– Что?

– Два скелета, которые мы нашли в яме.

– Об них я знаю столько же, сколько и вы. Я вижу одно только объяснение, которое заставляет предполагать здесь ужасное злодейство. Очевидно, Кидд, – если только он зарыл это сокровище, в чем я не сомневаюсь, – очевидно, говорю я, Кидд должен был иметь товарищей при зарытии своего богатства. Но зарывши, он хотел избавиться от людей, знавших его тайну. Может быть, для этого довольно было двух ударов лопаты, в то время как его товарищи были еще в яме; может быть, надо было больше. Кто может сказать это? – никто.
Комментарии

Название в оригинале: The Gold-Bug, 1843.

Публикация: Журнал для чтения воспитанникам Военно-Учебных Заведений. 1848. Том LXXIV. № 295. С.231-257. № 296 С.346-371. Санкт-Петербург. В типографии Военно-Учебных Заведений.

Переводчик неизвестен.


[1] - Это первый известный перевод произведения По на русский язык. Впервые опубликован в 1847 году в «Новой библиотеке для воспитания» П. Редькина, кн. 1, С. 154-220. Текст приведен по перепечатке 1848 года в «Журнале для чтения воспитанникам военно-учебных заведений». (Прим. ред.)

[2] - Иоанн Сваммердам (род. в 1637, ум. в 1680 г.) великий голландский анатом, естествоиспытатель, преимущественно же энтомолог, т. е. знаток насекомых. (Прим. изд.)

[3] - Особый вид американского орешника. (Прим. изд.)

[4] - Kidd по-английски значит козленок. (Прим. изд.)

[5] - Соответствующий французскому члену le, la, les. (Прим. изд.)

[6] - Вот английские слова: „А good glass in the Bishop’s hostel in the devil’s seat forty’one degrees and thirteen minutes northeast and by north main branch seventh limb east side shoot from the left eye of the death’s head a bee line from the tree through the shot fiifty feet out. (Прим. изд.)